Итак, решено: очередной отпуск я провожу у родных —в станице Родниковской. Вблизи нее течет быстрая горная Лаба — приток Кубани. Лаба —пристанище усачей, голавлей, сомов и шемаи. Меня больше всего интересуют усачи. В последний приезд — четыре года назад —мне случалось видеть их крупных, пойманных на донные удочки. Я решил проверить: будут ли усачи брать блесну?
Усач-мирон, он же марена,— это рыба южных вод. Он водится во многих реках Кавказа, в частности в Кубани и ее притоках. По свидетельству Л. П. Сабанеева, усачи встречаются весом до тридцати фунтов. В Лабе мне попадались экземпляры до четырех килограммов весом...
Я боялся только одного: как бы вода в Лабе не оказалась мутной,— ведь река берет начало в горах. В жаркие месяцы, когда начинается бурное таяние снега в ущельях, да еще если оно сопровождается ливневыми дождями, вода в реке быстро прибывает и становится настолько мутной, что ни о какой ловле речи быть не может. Только начиная со второй половины августа, река успокаивается, и вода светлеет.
Когда я приехал в августе в Родниковскую, заядлый рыболов, соседский мальчуган Вовка, с удовольствием отрапортовал:
— Вода в Лабе чистая!
На следующий день, несмотря на протесты домашних, я еще «до петухов» был на ногах. Резкий свист Вовки послышался в тот момент, когда я со спиннингом и рюкзаком за плечами выходил из дому. Мы отправились к реке. От станции до Лабы было около трех километров, путь лежал через речку Лабенку и множество ручьев. В лесу от росы мы скоро промокли — стало холодно.
Вовка замерз, он сетовал, с трудом выговаривая слова:
— В след-ую-щий раз н-надо идти с-с вечера, — возле к-кост-ра лучше...
Скоро до нас донесся шум реки— и вот... сквозь кустарник мы увидели Лабу.
Вовка во весь дух помчался к берегу.
— Чистая, дядя Сережа, чистая! — закричал он.
— Ну, тогда порыбачим!
Вовка закинул донку, наживленную лягушонком, я собрал спиннинг и привязал небольшую «ложку». Надо было согреться,— и я стал делать заброс за забросом, а Вовка занялся заготовкой дров для костра. Быстрая подмотка в сочетании с быстрым течением заставляли блесну идти поверху, но поклевок не было, и я решил вести блесну глубже. На пятом забросе почувствовал не то поклевку, не то зацеп. После подсечки без особого труда подтащил к берегу нечто темное.
«Коряга», — решил я, но вдруг эта «коряга» ожила и ушла в глубину, обдав каскадом брызг. При вторичной подмотке рыба оказала незначительное сопротивление, и я без труда выбросил ее на берег. Это был соменок килограмма на полтора. Он взял блесну возле берега, на небольшой глубине.
Но сомята меня интересовали мало. Сменив «Ложку» на вращающуюся «Трофимовскую», я перешел к перекату. Усач взял неожиданно и после отчаянного сопротивления затрепетал на отмели. Оранжево розовые грудные плавники беспомощно шевелились, а хвост разбрасывал камешки. До восхода солнца я поймал еше одного усача, который тоже заставил поволноваться: весил он около четырех килограммов.
Солнечные лучи осветили Лабу. Над ее поверхностью торчали коряги и даже целые деревья, принесенные половодьем. Клев прекратился. Решили проверить донки. Одна из них оказалась оборванной, но с остальных мы сняли двух сомят и усача. За время отпуска я часто навешал Лабу. И редкий день не испытывал волнующих минут борьбы с крупным сопротивляющимся усачом. Особенно хорошо он клевал на утренних зорях— до восхода солнца. Был случай поимки его на спиннинг и днем.
Усач берет хорошо и крепко засекается на тройнике. Рот у него мясистый, и поэтому подсечка должна быть мягкой. Вываживая его, нужно подматывать леску осторожно, избегая грубых приемов. Лучшими блеснами я считаю небольшие вращающиеся, типа голавлиных. Хороши и «Трофимовские» белые — на них берут крупные усачи.
Попасть на Лабу просто: любым сочинским поездом доехать до станции Курганная, отсюда идут автобусы на Родниковскую и Лабииск.
